"Только постарайся уберечь душу свою от забвения того, что увидели глаза твои. Дабы не покинули они сердце во все дни жизни твоей. И должен ты рассказать об этом своим детям и детям своих детей".

"Дварим", 4:9–10

Я пристально вглядываюсь в фотопортрет этой женщины… Мягкая улыбка освещает ее лицо. Невозможно поверить в то, что именно ей, в то время 12-летней еврейской девочке-сироте Мусе Перлмуттер, приходилось ежечасно вступать в поединок со смертью. Совершив побег из Гороховского гетто, она, пытаясь выжить, скрывалась в лесах и селах Восточной Польши. Чудом спасенная, после войны эмигрировав в Америку к родным отца, она становится спикером Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне и рассказывает свою невероятную историю по всему миру от лица шести миллионов уничтоженных еврейских жертв…

Суламит Перлмуттер (известная как Шарлин Шифф) родилась 16 декабря 1929 г. в Горохове на тогда польской Волыни (теперь Украина) в семье Симхи Перлмуттерa и Фрумы Либерман. С детства ее ласково называли Мусей. В семье Перлмуттер росли две дочери – Чия и Суламит, которая была на четыре года младше сестры.

Горохов, принадлежащий в то время Польше, был расположен в регионе, главным городом которого был Львов. В 1937 г. в Горохове проживало 7800 жителей, 40% из которых были евреями.

Отец Муси был родом из Горохова и одним из шести детей в семье. Eго oтец был учителем. Симха был отличником и после обучения в университетах Швейцарии, Франции и Германии стал профессором философии в Львовском университете.

Симха был убежденным сионистом и в 1930-е гг. мечтал уехать жить в Палестину, совершив "нелегальную" иммиграцию. Это стало особенно актуальным после начала существования нацистской партии в Германии.Перед Второй мировой войной мать и пять сестер Симхи эмигрировали в Америку, и он еще до прихода немцев также начал планировать эмиграцию своей семьи.

Мать Муси, Фрума Перлмуттер, родилась в польском селе Лучице, где ее родители владели большим хозяйством. Фрума была педагогом и руководила летними лагерями для детей из бедных семей в городе.

Муся и ее сестра уже с раннего детства, проявляя большой интерес к учебе, получали образование у учителей, приходивших к ним на дом.

Процветавшая еврейская община Горохова всегда считала себя польской, даже после того, как советское вторжение присоединило этот регион к СССР. 30 сентября 1939 г. Горохов был занят Красной армией, вошел в состав СССР и получил статус города. Новые хозяева, советские власти повсеместно закрыли большинство частных предприятий и еврейских общинных организаций. Преподавание в школах проводилось теперь на русском языке.Два года спустя немцы напали на Советский Союз.

В город Горохов немецкие войска вошли 26 июня 1941 г. "Летом 1941 г., –вспоминала Муся, – мы внезапно услышали бомбы и пролетающие над головой самолеты. Через несколько дней немцы пришли к нам почти так же, как это сделали русские несколько лет назад. Они пришли с танками, и люди приветствовали их цветами. Многие люди были очень рады, что немцы пришли, а русские ушли. С приходом немцев мир для евреев полностью перевернулся. Они с самого начала дали понять, что собираются уничтожить именно евреев, т. е. всех нас".

Вскоре после вторжения немцы создали юденрат (еврейский совет). Они приказали всем еврейским жителям носить нарукавную повязку со звездой Давида (позже замененную желтой нашивкой) и стали отправлять их на принудительные работы. В начале июля немцы собрали евреев на рыночной площади города и, устроив поджог, заставили наблюдать за тем, как пылает их замечательная деревянная синагога, свитки Торы и молитвенники.

Вскоре в дом Перлмуттеров пришли немецкие солдаты. Увидев их приближение, Симха попытался сбежать, но украинские охранники арестовали его, когда он хотел выскочить из дома. "В первые дни после того, как немцы пришли в Горохов, – вспоминала Муся, – они ходили по домам со списком, выискивая еврейских лидеров города, и мой любимый отец также был среди них. Они ворвались в дом, и отец, увидев их, пытался уйти черным ходом. Они поймали его и увели. Он даже не попрощался. Я никогда не забуду его взгляд…"

По ее мнению, отца могли угнать в концентрационный лагерь или расстрелять за пределами города. Он также мог быть и в числе 300 еврейских мужчин, расстрелянных гестапо и украинской полицией 12 июля 1941 г.

В октябре 1941 г. в Горохове было создано еврейское гетто, окруженное высоким деревянным забором с колючей проволокой. В него было заключено всё еврейское население города – 5000 человек, в том числе 2000 депортированных из других местностей. Гетто было разделено на две части: одна – для квалифицированных рабочих, считавшихся необходимыми немцам, и другая – для якобы "ненужных рабочих". За пределами гетто работали ремесленные мастерские, а также выполнялись строительные и дорожные работы. Женщины занимались уборкой территории гетто.

В гетто царил страшный голод, и оно было ужасно перенаселено. В ноябре 1941 г. туда поместили Мусю, ее мать и сестру Чию. Их обеих сразу же направили на принудительные работы, а Муся, которой было меньше 14 лет, оставалась в доме.

"Когда нас бросили в гетто, – вспоминала она, – наш дом представлял собой большое трехэтажное полуразрушенное здание. Оно находилось в беднейшем районе города. С нами вместе в комнате жили еще три семьи. На весь дом была одна ванная и кухня. Мы спали втроем, потому что места всем нам не хватало. Большинство соседей ходили на работу. Нас было трое-четверо детей, которым еще не было 14 лет, и нас оставляли в доме. Люди, не ходившие на работу, не получали продовольственных пайков. Рационы питания были очень скудными: примерно два ломтика хлеба, немного масла, сахара и, кажется, немного овощей. Мяса вообще не было. Пайки сначала давали ежедневно, потом раз в неделю, и обычно на второй-третий день они заканчивались. Моя мать и сестра делились со мной своим пайком. Мы, дети, были вечно голодными. Мы ели только вечером, когда домой приходили родители. И тогда мы решили, что нам нужно выйти на улицу и попытаться раздобыть немного еды. Чувство голода было непереносимым. Мы и играли только во что-то, связанное с едой. Мы говорили только о еде, потому что у нас всё было сосредоточено вокруг нее.

И вот мы догадались проделать две дыры в заборе гетто, точнее, под забором, так что ребенку можно было пролезть на другую сторону. И мы решили снять с одежды звезду Давида. И время от времени нам удавалось пронести в гетто какие-то продукты. Я делала это много раз. Это было очень рискованно, потому что тому, кто попался, это могло стоить жизни. Но мне всегда везло, и нередко я приносила домой кусок хлеба, или морковку, или яйцо и это было очень большой удачей. Мама брала с меня слово, что я больше не буду рисковать, но я не слушалась.

Моя мама и несколько других женщин организовали подпольную школу для детей младшего возраста. Это заставляло нас, детей, забыть о голоде и обо всех лишениях жизни в гетто. Эта школа просуществовала несколько месяцев. Женщины выменяли на свои ценные вещи и принесли домой в гетто цветные карандаши, писчую бумагу, какие-то детские книжки, и мы читали сказки и рассказы, пели, рисовали, и это было то, о чем можно было мечтать. И мы ждали этого с нетерпением. Довольно скоро у женщин стало не хватать драгоценностей для обмена, закончились школьные принадлежности, и наш моральный дух в гетто как бы упал. И женщины, пришедшие домой, были слишком уставшими, измученными, слишком голодными, чтобы иметь возможность сделать счастливыми нас, детей".

В начале сентября 1942 г. в гетто распространились слухи о том, что оно вскоре будет ликвидировано, и тогда Фрума договорилась с фермером из соседнего села Скобелка о предоставлении укрытия им троим, предварительно заплатив за это. Согласно разработанному ею плану, дочь Чия должна была прятаться в польской семье. По дороге на принудительные работы, проводившиеся за пределами гетто, ее должны были встретить и сопроводить в укрытие. Согласно плану, все они – Фрума и две ее дочери – должны были прятаться порознь в соседних селах и найти друг друга после войны. Часть плана удалось реализовать, но с момента разделения матери и сестре не было ничего известно о судьбе Муси. Только после окончания войны Муся узнала, что ее сестра Чия погибла в результате доноса на нее немцам.

8 сентября 1942 г. Гороховское гетто было ликвидировано. Накануне дня ликвидации Фрума и Муся под обстрелом бежали к фермеру, который за вознаграждение должен был спрятать их в своем доме на другом берегу реки. "В тот день, – вспоминала Муся, – моя мама пришла домой с работы и сказала: "Пора идти". Она заставила меня одеться в лучшую одежду – пальто сo вшитыми в его подкладку несколькими монетами и ботинки с высоким голенищем. Она сама оделась во всё изношенное и сделала два маленьких свертка с едой: один для меня, другой – для нее самой. Мы поужинали, а когда стемнело, вышли из комнаты, никому ничего не сказав, т. к. это было опасно.

Довольно скоро мы были в лесу у реки. Было очень тихо, и я крепко держалась за руку матери. Вдруг раздались выстрелы, и мы спрятались в кустах. Выстрелы то замолкали, то снова гремели, но мы были неподвижны и боялись тронуться с места, т. к. это могло вызвать шорох. Мы пробыли в лесу всю ночь. На следующее утро выстрелы были постоянными и, казалось, раздавались со всех сторон. Мы видели огонь, слышали крики, плач младенцев и выбрались из леса не сразу.

В это время, обращаясь к нам и тем, кто был рядом, закричал украинский охранник: "Вылезайте, евреи, я вас вижу!" Эта фраза постоянно звучит у меня в ушах. Мать удержала меня, и мы остались на месте. И так продолжалось несколько дней, и мама заставила меня съесть сырой хлеб, который был в свертке. На вкус всё это было ужасным. Она всё время повторяла мне, что я должна быть сильной, не должна сдаваться, и продолжала объяснять мне, как добраться до дома фермера, где находилось наше предполагаемое укрытие. Я, уверенная в том, что знаю, где это находится, сказала ей: "Хватит повторять. Я знаю, как туда добраться". Мы ходили туда до войны, и моя мать покупала молочные продукты у него, поэтому я знала его имя, знала его семью и знала, где он живет. Это было в маленьком селе Скобелка. Не знаю, сколько дней мы пробыли на реке, я всё время дремала. И однажды я проснулась и оглянулась вокруг себя. Мамы не было рядом… Меня охватила паника, и я не знала, что делать, и оставалась там до самого конца дня. К тому времени всё стихло. Больше не было слышно ни звука, кроме моих собственных рыданий. Я плакала. И в тот момент я почувствовала, что подвела маму: я уснула, а она, наверное, не решилась меня разбудить…"

Муся так больше никогда и не увидела свою мать и не узнала, что с ней случилось. Она предполагает, что ее мать, возможно, утонула, когда от усталости заснула в воде, была застрелена немцами или взята ими в плен. Муся – единственная в своей семье, кому удалось выжить.

8 сентября 1942 г. гетто в Горохове перестало существовать. Около 3000 евреев были изгнаны из него и расстреляны в заранее подготовленных ямах немецкими подразделениями СД.

"Когда совсем стемнело, – продолжает Муся, – я направилась на другой берег реки. К утру, перейдя еe, я была совершенно мокрой, растерянной и опустошенной. Я направилась к дому фермера, и он, увидев меня, повел в сарай. Я спросила его: "Моя мать здесь у вас?“ Он ответил: "Нет“. Я сказала: "Но она должна быть здесь!“ Он ответил: "Да“. Я сказала: "Ну, я подожду, пока она придет“. А он сказал: "Нет, ты не будешь здесь ждать. Я тебя накормлю, ты дождешься, пока стемнеет, и тебе будет лучше уйти“. Я посмотрела на него и сказала: "Вы договорились с моей матерью. Вы заключили соглашение!“ И он проговорил: "Я передумал“, пожал плечами и снова сказал, что мне нужно уйти, когда стемнеет. Если я не пойду, то он сообщит обо мне немецким властям. И вдруг в углу сарая я увидела… золотые карманные часы с цепочкой моего отца. Они, я уверена, были частью оплаты, за которую моя мать пыталась купить место укрытия для нас с ней".

Фермер отослал Мусю прочь, и она, 12-летняя голодная сирота в грязной и оборванной одежде жила, скитаясь по селам вокруг Горохова практически до конца войны. Почти два страшных года она провела, заботясь сама о себе.

"Я жила в лесу, – вспоминает Муся. – Это поразительно, каким изобретательным становишься, когда ты голоден и окончательно доведен до отчаяния… Я ела червей. Я ела жуков. Ела всё, что можно только было положить в рот. Иногда я чувствовала себя ужасно. Меня тошнило, но я всё равно это ела, потому что мне необходимо было хоть что-нибудь жевать… Я пила воду из луж. Ела снег. Иногда мне удавалось пробраться в картофельные погреба, которые крестьяне выкапывали вокруг деревень. Они служили хорошим укрытием, потому что зимой там было немного теплее, чем снаружи. Так или иначе, я выжила. Я не знаю, почему. Я до сих пор спрашиваю себя об этом".

Днем она тайком выходила из укрытия и выпрашивала или воровала еду в деревне, а ночью каждый раз находила новое место для ночлега. Главной ее задачей было пережить суровые зимы. Всё это время она спала в лесных ямах, которые вырыла сама. Их она называла "могилами".

В поисках еды она рылась в мусоре, добывая оттуда объедки. Ей приходилось быть очень осторожной, чтобы ее не обнаружили, т. к. немцы могли сразу же отправить ее в расположенный неподалеку концлагерь Белжец.

Однажды ее приютила у себя в сенном сарае одна добрая женщина, но девочке пришлось убежать, т. к. эта женщина была расстреляна немцами за то, что скрывала евреев. В другой раз украинский солдат, желая получить вознаграждение от немцев, хотел передать Мусю в лагерь смерти, но в последнюю минуту передумал. Уходя, он нехотя проговорил ей: "Ладно, живи… Зиму ты всё равно не переживешь…"

Родной город Муси Горохов был освобожден Красной армией 18 июля 1944 г. Из всех евреев, проживавших там до немецкого вторжения, выжили только двое. Одной из них была Муся. Девочка была случайно обнаружена и спасена советскими солдатами, которые нашли ее в одной из лесных ям недалеко от линии фронта. Муся была доставлена в госпиталь Красной армии, где медсестры, которых потрясла история ее выживания, называли ее "дитя леса".

"Когда я проснулась, – вспоминает Муся, – я обнаружила, что лежу на настоящей кровати с чистыми простынями, одеялом и подушкой. Последнее, что я помнила о себе, – как я сидела в своей „могиле“ в лесу и дрожала. Когда наступил рассвет, я поняла, что нахожусь в больнице. Медицинский персонал передвигался тихо, их приглушенные голоса были недостаточно ясными, чтобы я могла различить язык, на котором они говорили. Если бы я находилась у немцев, я точно знала бы, что мне снова придется прятаться".

Когда война закончилась, Мусе так и не удалось найти выживших членов своей семьи. Она оказалась в Германии и прожила тaм до 1948 г. в лагерях для перемещенных лиц Фёренвальд и Бенсхайм, где она находилась вместе с пережившими Холокост евреями из Польши и других стран.

Муся очень хотела учиться, наверстать то, чего лишила ее война. "Я пыталась получить студенческую визу, – вспоминает она, – и поступила учиться в Гейдельбергский университет, где проучилась чуть больше года. Надо сказать, что сотрудники университета постарались меня принять туда и устроить. В моем образовании, естественно, были пробелы. Вернее, его практически не было, и всё же я сдала несколько тестов, и меня приняли на очное отделение. Я никогда этого не забуду".

Она очень хотела переехать в Америку и воссоединиться со своими родными по линии отца, которые еще до начала войны успели эмигрировать туда. Муся решилась написать им, прося о воссоединении. К сожалению, ее бабушка к тому времени умерла. Единственная из пяти теток, которая могла ее приютить, жила в Колумбусе, штат Огайо. Потребовалось еще долгих три года, чтобы Муся приехала в Америку, где она изменила свое имя на Шарлин. Тетя помогла племяннице окончить среднюю школу и смогла убедить Университет штата Огайо принять ее в качестве студентки.

Шарлин начала новую жизнь, став студенткой университета. Там в 1951 г. она встретила своего будущего мужа, армейского резервиста Эдвина (Эда) Шиффа. Эд участвовал во Второй мировой войне и Корейской войне и покинул армию США в звании полковника.

Шарлин постоянно испытывала трудности со сном – картины пережитого посещали ее после наступления темноты. Она вставала с постели рано утром, чтобы записать их. Узнав об этом, раввин Шелдон Эльстер из синагоги "Агудас Ахим" в городе Александрия (штат Вирджиния), где жила Шарлин, пригласил ее поделиться своей историей с подростками. Она сначала отказалась. Но муж Эд настоял на том, что ей пора рассказать об этом. Он сказал: "У вас, переживших Холокост, есть мандат и обязательство перед шестью миллионами погибших жертв".

С 1985 г., будучи спикером Мемориального музея Холокоста США, Шарлин Шифф путешествовала по стране, выступая в синагогах, университетах, школах, больницах – везде, где люди были готовы ее слушать. Более 20 лет она рассказывала свою историю детям и взрослым. "Мы отправляли ее по стране... на Аляску, в Арканзас, Теннесси. Мы хотели донести ее историю до как можно более широкой аудитории", – сказала Дайан Зальцман, директор отдела по делам переживших Холокост при Музее Холокоста.

"Это очень трудная задача – раскрывать свою душу перед людьми, – говорит Шарлин Шифф. – Ученики старших классов школ, студенты университетов –они вдохновляют меня и дают мне силы продолжать делать то, что я делаю. Мы, выжившие, являемся последними очевидцами тех ужасных событий. Мы должны наводить мосты взаимопонимания, а этого пока не происходит. И даже сейчас, десятилетия спустя, люди все еще испытывают ненависть и негативные чувства друг к другу. У всех нас, выживших, существует определенная память сердца. Я вынуждена нести с собой бремя своего прошлого каждый день. Но есть много позитивного, что дает мне радость, – сын и двое внуков. Теперь у меня хорошая жизнь".

В конце 1980-х Шарлин обратилась к тогдашнему мэру города Александрия, демократу Джиму Морану, с инициативой провести первое в стране гражданское празднование Дней памяти жертв Холокоста. Эта традиция продолжается непрерывно уже много лет, и сама Шарлин при жизни была постоянной участницей. Семья Шифф подарила городу изготовленный на заказ канделябр с шестью лампами для использования на церемонии. Зажжение шести свечей символизирует шесть миллионов евреев, погибших во время Холокоста.

"Когда я услышал историю Шарлин Шифф, – рассказывает Джек Гроссман, автор и продюсер, – я решил, что мы должны поделиться ее историей с миром. Она потрясла меня до глубины души". Его книга "Дитя леса" (Child ofthe Forest), рассказывающая о судьбе Шарлин Шифф, была опубликована в октябре 2018 г. и удостоена многочисленных премий.

Дитя Холокоста Шарлин Шифф скончалась в декабре 2013 г. в доме престарелых в Александрии и была похоронена на Арлингтонском национальном кладбище рядом со своим мужем Эдвином, ушедшем в мир иной пятью годами ранее. У них остались сын Стивен и двое внуков – Перри и Морган. "Шарлин была самой смелой женщиной, которую я когда-либо встречала, – сказала Джоан Эдельман, близкая подруга Шарлин, на ее похоронах. – Она никогда не показывала своей боли, вспоминая о тех ужасах, которые ей пришлось пережить. Она была примером для подражания для нас всех".

Источник: "Еврейская панорама"