Два года назад олимы с опытом революций в странах исхода и первых своих выборов в Кнессет с интересом наблюдали за самыми массовыми демонстрациями в истории Израиля чрезвычайно активной и совершенно разноликой демократической общественности (в кавычках и без), причем лидеры оппозиционных партий, еще недавно пребывавших во власти, участвовали в этих действах разрозненно и нечасто.

Все это казалось несколько странным. Перед выборами вроде не рекламировали какую-то реформу, но новая правящая коалиция записала ее в коалиционное соглашение и в руководящие принципы нового правительства, а также провозгласила реформу важнейшим делом.

Сторонники реформы утверждали, что ограничение полномочий Верховного суда (Высшего суда справедливости, БАГАЦа) и юридического советника правительства, а также предоставление правящей коалиции большинства в Комитете по судебным назначениям облегчат руководство страной.

Противники говорили, что надзор Верховного суда необходим для качества законотворчества, предотвращения коррупции и злоупотребления служебными полномочиями.

В результате принятие закона было отложено. Правда, объявляли о переговорах касательно компромиссного варианта реформы, но в результате не произошло ровно ничего.

Эта битва "исполнительно-законодательной" власти с властью судебной вроде бы была в прошлом, и в разгар войны с ХАМАСом один из инициаторов юридической реформы председатель законодательной комиссии Кнессета Симха Ротман даже заявил, что юридическая реформа больше не вернется на повестку дня: "Я знаю, что реформа уже не вернется. Если что-то и будет принято, а я на это надеюсь, это будет принято при широком консенсусе. И я надеюсь, что все политики, даже из другого лагеря, поймут и прислушаются к голосам общественности, которая хочет другую политику". Поняв, что интервьюер удивлен, Ротман добавил: "Если ты хочешь, я скажу, что я другой Симха Ротман".

Тем не менее все это было очень интересно. В Израиле нет Конституции, но есть основные законы, окончательный статус которых юридически не определен.

Парламентская власть (практически соединена напрямую с исполнительной, поскольку все министры, назначенные из числа депутатов, имеют право преспокойно оставаться в кнессете и не просто голосовать, но и непосредственно влиять на свои фракции "личным примером"; а это вовсе не то, что существует в Британии, потому что палата общин состоит из 650 депутатов, а кнессет – из 120, и количество министров в Израиле чрезвычайно велико) доказывала, что основные законы не являются Конституцией, поскольку не существует ни одного закона, который бы это утверждал. Она говорила о неправомерном захвате власти юридической элитой. БАГАЦ же утверждал, что основные законы носят конституционный характер.

Все это произошло потому, что 75 лет реально не возвращались к обещанию, записанному в Декларации независимости. Поскольку обещанная на заре государственности Конституция, ни минималистическая, ни "максимальная" пока даже не приобрела очертаний политического проекта, я предлагал попробовать остановиться на чем-то вроде конституционного договора, но довести этот "аванпроект" до общественности не удалось.

Исторически известны такие договора. Как ни странно для постороннего наблюдателя, в 1995 году был принят конституционный договор, как вы думаете, где? В Украине.

Что могло бы войти в договор? Декларация о том, что Государство Израиль является представительской многопартийной демократией с системой независимости и разделения властей, нужна, но сама по себе еще ничего не решает. По факту на сегодняшний день только действующая президентская ветвь власти реально соответствует позитивным европейским примерам.

Нужно было бы разделить фактически объединенную законодательную и исполнительную ветви власти. Также в договоре должны были быть учтены уже принятые основные законы. Все основные законы должны приниматься квалифицированным большинством.

Сейчас, по словам г-на Лапида, "Ярив Левин и Нетаниягу возвращают государственный переворот в нашу жизнь". И утверждает, что коалиция намерена создать такую систему управления, которую нельзя будет просто изменить: "Они хотят поменять правила игры, продвигают два закона, которые лишат возможности целые партии участвовать в выборах в Кнессет. Но поскольку Верховный суд аннулирует такие законы, решают взять его под свой контроль. Они строят себе такой фундамент, который приведет к тому, что Израиль перестанет быть демократическим государством". Может, у него есть сомнения в возможностях оппозиции стать опять властью?

Что же, все возможно, и чрезвычайно упорный министр юстиции Левин опять настаивает на своей реформе, что может повлечь за собой новый виток противостояния в кнессете и, вероятно, на улице, причем сейчас парламентская оппозиция намного более активна, чем в прошлом году.

Чтобы олиму разобраться в сути происходящего, нужен спокойный и серьезный ретроспективный анализ. Ориентироваться в огромном количестве материалов может помочь и Википедия.

Во время величайшего эксперимента в мировой истории народ, который уже существовал несколько тысяч лет, начал выстраивать на собственной земле новое современное общество, "склеивая" его в битвах с врагами, а также посредством возрожденного общего языка иврит, и создал новое государство. С возникновением последнего должна была быть создана независимая судебная система. Решили отказаться от британских законов времен мандата и создать судебную систему, базирующуюся на основных конституционных понятиях справедливости и свободы, что и сделал первый министр юстиции  Пинхас Розен.

В 1950 году 1-й Кнессет принял "Решение Харари", по которому было поручено комиссии Кнессета по конституции, законодательству и правосудию разработать этот документ по частям, чтобы в конце процесса объединить их в конституцию. С 1958 по 1988 год Кнессет принял 9 основных законов, относившихся к различным государственным институтам. Но поскольку принятие основных законов происходило обычным большинством голосов, некоторые считают, что они не обладают преимуществом над обычными законами, если это преимущество не было четко оговорено. Кнессет вообще принял первые два основных закона, посвященные правам человека, голосованием 32:21 и 23:0 соответственно, и, возможно, многие депутаты не знали о конституционном закреплении этими законами каких-либо прав, и что они повлияют на статус судебного надзора. Оба содержали положения, запрещающие нарушение перечисленных в них прав, "за исключением закона, соответствующего ценностям Государства Израиль, принятого для надлежащей цели и в степени, не большей, чем требуется".

Ни в Основном законе о судебной власти (1984), ни в других основных законах не рассматривался вопрос о судебном надзоре. До 1992 года Верховный суд не претендовал на подобное право, хотя однажды, в 1969 году, когда Кнессет принял простым большинством голосов закон о финансировании партий, Верховный суд постановил, что одна из статей нового закона нарушает принцип равенства, закрепленный в основном законе, и предложил Кнессету изменить закон или принять его большинством голосов, после чего Кнессет исправил закон, т.е. контроль ограничился толкованием защищенной статьи основного закона.

Дальнейшие правовые преобразования в направлении судебного надзора связывают с именем судьи Аарона Барака, позднее ставшего Председателем Верховного суда, и называют Конституционной (или судебной) революцией. Барак утверждал, что защищенный "Основной закон о свободе деятельности", требовавший большинства в 61 депутата для внесения поправок, и "Основной закон о достоинстве и свободе человека", не защищенный аналогичным образом (но, по мнению Барака, требовавший от Кнессета открытой декларации о намерении его нарушить, аналогично статье 33 Канадской хартии прав и свобод), создали в основных законах набор утверждений общего характера и противоречивых принципов, а значит, судебная власть должна интерпретировать эти законы.

Далее решение Верховного суда по делу "Банка Мизрахи" постановило, что закон Кнессета, нарушающий положения об ограничениях "Основного закона о достоинстве и свободе человека" и "Основного закона о свободе деятельности", является недействительным независимо от того, каким большинством принят закон. Т.е. БАГАЦ изменил прежнюю позицию, согласно которой только конституционно закрепленные основные законы наделяют суд полномочиями осуществлять судебный надзор, т.к. суд счел, что Кнессет есть и законодательная ветвь власти, и учредительное собрание, уполномоченное писать Конституцию, поскольку "решение Харари" уже поручало ее разработку Кнессету 2-го созыва. Судебный активизм заключался в расширении сферы действия locus standi (права гражданина или органа на подачу заявления в Верховный суд). Как заявил Аарон Барак: "Все может быть рассмотрено судом". Но на удивление с сентября 1997 по январь 2024 года БАГАЦ всего лишь 23 раза изменял или отменял законы, принятые Кнессетом. Он также вмешивался в деятельность исполнительной власти, отменяя и запрещая ее постановления, а также в ряде случаев требуя их обосновать.

Несомненно, полномочия судебной системы  возросли, но за счет ли исполнительной и законодательной ветвей власти? А может, усилилась квалифицированная правовая помощь государству? Ведь в стабильных демократиях судебная ветвь власти не должна следовать меняющимся общественным настроениям, а суды должны быть независимы от законодательных и исполнительных органов власти, избираемых большинством, чтобы помешать большинству злоупотреблять своей властью в ущерб меньшинству.

Юридический советник правительства, обязанности которого не кодифицированы в законе, а сложились из прецедентов и традиций, возглавляет правовую систему исполнительной власти и одновременно судебное преследование государства, являясь начальником генерального прокурора (причем Авихай Мандельблит в 2020—2021 совмещал работу юридического советника в Кабмине с должностью главы Государственной прокуратуры), консультирует правительство по правовым вопросам, представляет государственную власть в суде (наряду с государственным прокурором), консультирует правительство при подготовке юридических документов, в частности министра юстиции.

Аналогичным образом рассматривает и консультирует депутатов Кнессета по законопроектам. Это независимая назначаемая должность. Решение о выборе на должность юридического советника из списка кандидатов, рекомендованных общественной комиссией, принимает министр юстиции, выбор которого доводится до одобрения Кабинетом министров, который обычно утверждает назначение. Увеличение полномочий юридического советника правительства произошло в 1993 году, когда глава БАГАЦ Аарон Барак, ссылаясь еще на доклад комиссии Аграната 1962 года, созданной для определения полномочий юрсоветника, постановил, что мнение юрсоветника является для правительства обязывающим.

В то же время уже лет 20 обсуждается вопрос о разделении обязанностей юридического советника.

И о выборах судей Верховного Суда. Согласно закону, всех судей по уголовным и гражданским делам, включая судей Верховного Суда, назначает комиссия по судебным назначениям, состоящая из девяти человек: президент Верховного Суда, двое судей Верховного Суда, выбираемых самим судом; двое представителей Коллегии адвокатов, выбираемых Советом коллегии; министр юстиции, еще один министр по выбору правительства, и двое депутатов Кнессета (по процедуре, очевидно, от коалиции). По утверждению критиков, хотя председателем комиссии и является министр, судьи фактически назначают себя сами. Вроде как адвокатов прибавляют к судьям, и получается большинство. Они же говорят, что меньшинство комиссии избирается народом, и поэтому ее решения не отражают мнения широких общественных слоев, т.е. тех, которые голосовали за коалицию.

Понятное дело, предлагаемые Левиным ограничения полномочий Верховного суда и юридического советника правительства, а также предоставление правящей коалиции большинства в комиссии по судебным назначениям облегчат принятие необходимых по ее мнению решений. Но, возможно, в следующей каденции будет совсем другая коалиция.

Поскольку ситуация с продвижением революции имени Левина непроста, важнейший, по его мнению, вопрос изменения состава комиссии по судебным назначениям уже начинает продвигаться посредством некоего компромисса исходного авторства Левина и Саара. Возможно, и авторитет президента тут поможет.

Как гипотетический вариант, я предложил бы вместо двух адвокатов избирать одного, а депутатов трех, причем как минимум одного из оппозиции, а главное,- решение депутатов должно быть консенсусным.

Но еще важнее, по моему мнению, такой "нюанс". Верховный суд Израиля является авторитетным в мире, и результаты опросов, посвященных изучению доверия граждан Израиля к государственным институтам, говорят, что политики и политические партии пользуются гораздо меньшим доверием, чем судебная система. И бережное отношение к ее реформе должно подразумевать общий политический консенсус, а не ожесточенную борьбу.

Когда говорят, что политическая система плохо функционирует не в последнюю очередь из-за необходимости частых выборов, забывают, что сама система выборов работает нормально, а выборы в демократическом обществе важны в смысле осмысления народного выбора, который и есть вершиной демократии, и их большая или меньшая частота выборов не есть чем-то плохим. Многие либералы вообще считают, что почаще проводить их не помешает для качества выбора.

Если же, вместо битвы с судебной властью, взяться за вопрос "с другой стороны" - типа "врачу, исцелися сам", то в первую очередь нужно было бы разделить фактически объединенную законодательную и исполнительную ветви власти. Это как раз очень просто: люди, избранные или назначенные в исполнительную власть, должны быть только в ней одной. В результате могла наступить более высокая и одинаковая ответственность парламентариев, а также четкая ответственность министров, которые могли бы, наконец, начать реально работать в своих министерствах. Возможно, наконец, уменьшилось бы количество министерств, уменьшились бы т.н. коалиционные статьи бюджета.

Также можно было бы установить, что выход депутата, получившего свое место благодаря победе партии (блока), из своей фракции, должен подразумевать его выход из Кнессета. Уверен, что только "мажоритарщик" при смешанной или мажоритарной системе вправе сохранить место в парламенте. В Израиле же такого нет.

Повторю также, что все основные законы должны приниматься квалифицированным большинством.